![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
alexchmelПервая часть
Вторая часть
~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Спасатели сразу взяли на 90 градусов вправо от того направления, в котором мы с Юлей продвигались весь световой день. Метров через 70-80 мы пересекли курум и зашли в лес. Дальше мы двигались только в лесу, лишь изредка попадались небольшие поляны. Лес смешанный, в основном пихта и берёза, насколько я заметил. В лесу было темнее, единственными источниками света оставались фонарики на головах у Жени и у Миши. Они старались двигаться так, чтобы мы всегда видели направление и рельеф перед собой.
С наступлением морозной ночи изменилось состояние снега — он кристализовался и стал ещё более сухой и сыпучий, совсем не сминался, а выскальзывал под ногами. Вы когда-нибудь пробовали в воде, на плаву, когда не достаёшь ногами дна, делать "шагающие" движения? Здесь было похожее ощущение. Барахтаешься, делаешь несколько шагов, а продвигаешься всего на метр. Если днём Юле было немного легче идти, потому что пластичности снега хватало, чтобы чуть-чуть поддержать её вес, то теперь этот эффект пропал. Но она не жаловалась, её обычная упёртость и нежелание сдаваться тут оказались выигрышными качествами.
Спустя какое-то время Миша сказал: «Да, так мы о-о-о-чень долго идти будем... Надо подумать». И он придумал. «Жека, давай сюда Юлину доску!» Женя отстегнул доску от рюкзака: «А ты что хочешь?» — «Лыжи буду делать! Отвёртка есть?» — «Есть», — я полез в свой рюкзак. — «Давай снимай все крепы».
Мы сняли все четыре крепления, Юлины сложили в рюкзак, а мои прикрутили в "лыжном" направлении на передние закладные на Юлину и мою доску. А ку-ка, пробуй!» Я подвигал доски по снегу. «Да-а-а... Так, я, конечно, не утону. Но и идти не смогу. Проскальзывать буду при малейшем уклоне». — «Щас. Жека, наломай-ка мне веток вон на той пихточке. Верёвка у кого-нибудь есть? Хоть что-нибудь?» Нашлись только бинты у Жени. Мы перевернули доски скользяком вверх, положили на них пихтовые лапы широкой стороной назад, чтобы не давали доске проскальзывать, и примотали бинтами, насколько было возможно. «Пробуй теперь!»
Я встегнулся. Ощущение, что я стою, как на паркете, и не проваливаюсь, было непередаваемым! Я попробовал идти. Да, не всё так просто. Доски всё-таки широкие, ноги приходится расставлять, как опоры портового крана. К тому же они тяжёлые и нагребают на себя снег, всю эту массу приходится ворочать одной ногой в довольно жёстком бордическом ботинке... Но я понемногу приноровился. Стал поднимать ноги на минимальную величину, делать корокий скользящий шаг. И выбирать траекторию, чтобы не двигаться поперёк склона, потому что доски сразу начинали сползать боком и удержать их было очень сложно. Лучше всего было двигаться по ровному или подниматься на уклон там, где его угол минимален. Чуть больше угол — и мой хвойный тормоз уже не удерживал, я скользил и падал.
Осталась проблема с Юлей. Теперь она стала "слабым звеном". Сначала она бодрилась, пыталась даже ускорить движение, потом попробовала двигаться на четвереньках, как я делал днём. Да, так чуть быстрее, но надолго ли.
Не помню, кому пришла в голову эта идея — поставить Юлю на пятки Жениных снегоступов. Наверное, снова Мише. Идея была абсолютно гениальная. Снегоступы были у Жени неплохие, большой площади, для пухляка. Поэтому выдавался не только носок вперёд, но и пятка. Там было места впритык для маленького Юлиного бордического ботинка. Совсем-совсем впритык.
Сначала Юля с Женей падали, ещё не сделав ни одного шага. Потом получилось несколько шагов. После чего Юля не успела вовремя отпустить снегоступ, Женя дёргул его ногой и завалился вперёд, ударившись косточкой голени об аллюминиевую раму. «О, г... господи!» — взвыл он, помятуя, что Миша запретил выражаться при даме. Потом ему ещё не раз приходилось взывать ко всевышнему, но всё реже и реже. Движение в тандеме стало получаться. Женя давал вслух счёт: «И раз, и два.... и раз, и два», — Юля, вцепившись в его рюкзак сзади, старалась попасть в такт.
Через какое-то время они здорово натренировались, и я со своим громоздким ходульным аппаратом снова стал отставать. И усталось не надо сбрасывать со счетов. Да, на первый взгляд так двигаться было проще, чем ползти в снегу, но физическая нагрузка сохранилась прежней, поскольку мы значительно прибавили в скорости. Мы выстегнулись из досок в 12 дня, а теперь дело шло к 12 ночи. Практически без еды и почти без воды. Одна шоколадка на четверых. Юля потом уверяла, что почти всю её съела сама. Преувеличивает, мне тоже досталось 3-4 кусочка. А вот про Женю с Мишей, к стыду своему, не скажу.
Они здорово нам помогали. Женя, конечно, не тащил Юлю на руках (как потом писали в новостях), но всё равно — кто-то постоянно сидящий у тебя почти на закорках, с кем ты вынужден идти строго в одном темпе, да к тому же поддерживать морально и даже развлекать... Та ещё задача.
А Женя молодчина, он и вправду развлекал Юлю. Или, если угодно, поддерживал моральный дух. Жаль, я не слышал этих историй. Я всё время пытался их догнать, но удавалось это редко. Приходилось делать остановки для периодического ремонта импровизированных снегоступов — перетирались бинты о канты, истирались в хлам пихтовые лапы... Мы меняли их, заново «перебинтовывали», а потом, когда бинтов уже не осталось, Миша вытащил какую-то лямку из своих штанов. А позже и я вспомнил, что в моей флиске по низу есть шнурок; вот уж не думал, что он так пригодится! Я говорю «мы», но в основном занимался этим сам Миша, пока я на «питстопе» в полубессознательном состоянии отваливался в сугроб.
Так вот, Юля наслушалась от Жени и про то, что следы, которые мы видели — это, скорее всего, рысь. Что она не особенно опасна для человека, потому что «ей зайцев хватает», но всё-таки «надо не пускать её к горлу, если что». Показывал следы птиц, которые спят в снегу, а, напуганные шумом, выпархивают прямо из под ног, оставляя «росчерк» — ямку с крылышками. Рассказал, кого в здешних лесах следует опасаться больше рыси и медведя — россомаху. Голова как у собаки, мощная челюсть, тело как у барсука, а лапы как у небольшого медведя. Медведя она не боится, кстати, а волк-одиночка просто предпочтёт не связываться с ней и оставит ей свою добычу, чем та часто и промышляет.
Во время частых минутных остановок мы много узнали всякого. И про то, как спасателей обеспечивают оборудованием (почти никак; боюсь, что и платят соответственно), как часто приходится им выводить отсюда заблудших... Оказалось, что нередко. Более того, эта ночь была для них обоих второй бессонной ночью подряд: накануне они вывели отсюда группу из семи человек. Правда, те спустились чуть в стороне и намного дальше нас, и их выводили к дороге на Чугунаш — то есть не вверх, как нас, а вниз, но около 25 километров. Благо, что там нахожена или накатана тропа, можно идти не проваливаясь. Дожидаясь спасения, группа смогла развести костёр. И всё бы хорошо, если бы одна девушка не сглупила — вовремя не предупредила, что у неё замёрзли руки. А потом, надо полагать, она просто перестала чувствовать пальцы и «забыла». А у спасателей были с собой запасные рукавицы. В итоге девушка получила обморожение. Насколько серьёзное, спасы были не в курсе.
Поведали нам и о том, как можно спастить от замерзания в лесу, «если вдруг не дай бог». Надо найти пихту, у которой нижние ветки засыпало снегом, и залезь под эти ветки, вырыть там «берлогу», устелить лапником. В этом лежбище можно надышать так, что будет тепло. Рассказали, что одна семья — отец, мать и десятилетний ребёнок — именно так провели здесь ночь. Не обморозились.
Мы шли и шли, петляя в кромешной темноте между деревьями. Траекторию спасы старались выбирать таким образом, чтобы не было ни бокового уклона, ни существеного вертикального. Таким образом, относительно короткий путь мы удлинили, наверное, в разы. Я до сих пор не знаю, сколько мы прошли, а тогдашним своим впечатлениям доверять не могу.
Когда Юля говорила: «Всё, не могу больше», Женя ласково отвечал: «Щас-щас! Видишь, во-о-о-н ту пихточку? Вот мы до неё дойдём и отдохнём немного, хорошо? А ты только на доске или и на лыжах катаешься?» И так всё время. «Хочешь шоколадку?» «Руки замёрзли? Давай греть! Снимай, я подышу». «Во-о-о-н до той большой берёзки дойдём...» Он всё время беспокоился, чтобы она не рухнула и не сказала своё знаменитое: «Всё!» Впрочем, она его и говорила. Потом отдыхала минуту-другую — а больше отдыхать нам не давали, чтобы не замёрзли и не начали засыпать — и снова становилась на снегоступные «запятки» и снова «раз, два, раз, два»...
Я шёл приблизительно так же, с той разницей только, что Миша со мной не возился, а считал я себе сам: «Левой, правой, левой, правой»... Я инстинктивно понял, что только в таком полумедитативном состоянии, которое даёт монотонный бубнёж, я и могу двигаться, давно уже не имея ни физических сил, ни «морально-волевых». И я много часов прошёл на этом «топливе».
Доски скребли друг о другая кантами, а разползшиеся в стороны ветки «камуса» царапали поверхность, и поначалу доски было жаль: хорошие дорогие борды, а Юлина так и вовсе куплена за неделю до вылета из Москвы, — но потом всё это ушло. Важно было — идти, не останавливаться, не падать. Порой я замечал, что сбился и говорю «левой» не под ногу, а под левую руку... Дело в том, что Миша ещё в самом начале отдал мне свои лыжные палки, без которых я вряд ли смог бы идти, и когда моё усилие переключалось на них, я сбивал и счёт. За эти же палки он несколько раз втаскивал меня на крутые бугры, когда видел, что я буксую. Юля с Женей преодолевали бугры врозь, разлепляли сросшийся тандем. Женя забирался на снегоступах, а Юля становилась на четвереньки и изображала «рысь».
Неожиданно мы вышли на чью-то тропу. Там были и бордические следы, и лыжные, и снегоступные. Либо кто-то тоже потерял направление, либо намеренно катался здесь, но выходил он на своих снегоступах. Скорее всего, это была группа. Миша с Женей предположили сначала, что это они шли по следам той самой группы, которую накануне ночью выводили в Чугунаш, но присмотрелись — следы более старые и снегоступы ведут наверх. Значит, кто-то другой. Снег на тропе был более плотный, и Юля попробовала пройти по нему на своих двоих — но увы, проваливалась. Пришлось обрадовавшемуся было Жене снова брать пассажира.
Не всё время мы шли вчетвером. Был момент, когда Миша свернул с нашего направления и ушёл разведывать дорогу. Он хотел быть уверен, что мы не делаем крюк более того, чем надо. (Во время его отсутствия мне пришлось держаться как можно ближе к Жене с Юлей, иначе без освещения я не видел рельефа.) Миши не было долго, час или даже два. Пару раз он вызывал Женю по рации и корректировал путь.
В ходе одной из таких радио-коррекций нам троим пришлось решать — либо продолжать идти по касательной к склону, либо рискнуть и пойти на подъём. Подъём явно будет даваться сложнее, и вообще непонятно пока, сможем ли мы таким порядком — четыре ноги на двух снегоступах + две на мега-бордо-пихто-ступах — преодолеть его. Но обходной путь точно будет в 3-4 раза длиннее, судя по тому, как мы отклонились. Мы с Юлей решили: идём в гору.
На моё счастье, доски меня держали и не слишком сильно проскальзывали. К тому времени я уже приноровился, стал поплотнее ставить их на каждом шаге в снег. Юля периодически изображала «рыську» на особенно крутых для снегоступов участках, а от Жени пару раз слышалось уже привычное: «О, г...господи!..»
Во время подъёма мы увидели между деревьев быстро приближающийся фонарик: к нам вернулся Миша. Он снова пристроился замыкающим. Не знаю, пожалел он или нет, что вернулся: на лыжах не очень-то поднимешься по этому уклону. Скоро я ощутил, что привычный фонарик сзади светит слишком низко над землёй. Оказалось, что Миша выстегнулся и использует «мою» технику — толкает перед собой лыжи и подтягивается за ними на четвереньках. В его-то горнолыжных ботинках, которые наверняка тонут, как кирпичи! Ему явно было нелегко.
Усталость — какая по счёту? — брала своё. Я всё чаще делал передышки. Дошло до того, что я стал останавливаться на несколько секунд через каждые 5-10 метров. Сзади терпеливо ждал Миша, вперёд уходили Женя с Юлей, меня мучила совесть, я сжимал зубы и снова включал первую скорость. Иногда я слышал, как Юля жалуется Жене, что больше не может идти.
Каждые сотню-другую метров мы делали короткий привал. Минуту, может две. Я понимаю, что если бы нам дали отдыхать больше, то был бы риск, что мы откажемся дальше идти.
Во время таких коротких остановок я не выстёгивался. Потому что при встёгивании в глубоком снегу я мог растерять все силы, которые только что «наскрёб» где-то внутри. Просто находил какую-нибудь опору для лыжных палок, частично переносил на них вес тела, упираясь в рукоятки ладонями и грудью, и закрывал глаза. Начинала кружится голова, тело наливалось свинцом и грозило рухнуть в снег. Тут палки ныряли в снег на добрую половину, теряя опору, я резко открывал глаза — и привал был закончен.
Потом я увидел, как Юля, слезая со снегоступов для такой же короткой передышки, наступила слишком близко к берёзе, у которой они с Женей «пришвартовались», и попав ногой в пустоту, с размаху шлёпнулась в снег. Подниматься не посчитала нужным, так и лежала. Тогда я понял, что нам нужен более существенный отдых. Улучив момент, когда мы собрались все вчетвером, я сказал, что силы на исходе, надо отдохнуть более основательно, хотя бы 15-20 минут. «Десять минут», — согласился Миша. — «Только давайте уйдём с этой поляны в лес». — «Зачем в лес?» — «Там теплее». Удивительно, но только после его слов я заметил, как, в самом деле, отличается температура между открытым и лесным пространством. С учётом отсутствия в лесу ветра (он и так был слабый, на наше счастье), субъективно разница была градусов в 5-7.
Мы зашли в лес, выбрали ровное место... «Привал 10 минут!» Я, наконец, выстегнулся из креплений и, чтобы не провалиться снова в снег, лёг на доски. Перед тем, как отключиться, успел заметить, что Юля садится прямо в снег, и кинул ей свой рюкзак. Дальше — темнота, какие-то ватные звуки вокруг и... «Подъём! Лёха, подъём», — мне показалось, что это прозвучало, едва я отключился. Сознание не хотело возвращаться к реальности, но в голове щёлкнул простой логический механизм: «Вариантов нет, надо идти».
И мы пошли дальше, снова останавливаясь на минуту через каждые 50-100 метров. «Левой... правой... левой... правой... левой... правой... левой... правой», — я уже потерял смысл этих слов, губы произносили их сами. На каждом выдохе. И, кажется, даже вслух.
Окончание следует
Вторая часть
~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Спасатели сразу взяли на 90 градусов вправо от того направления, в котором мы с Юлей продвигались весь световой день. Метров через 70-80 мы пересекли курум и зашли в лес. Дальше мы двигались только в лесу, лишь изредка попадались небольшие поляны. Лес смешанный, в основном пихта и берёза, насколько я заметил. В лесу было темнее, единственными источниками света оставались фонарики на головах у Жени и у Миши. Они старались двигаться так, чтобы мы всегда видели направление и рельеф перед собой.
С наступлением морозной ночи изменилось состояние снега — он кристализовался и стал ещё более сухой и сыпучий, совсем не сминался, а выскальзывал под ногами. Вы когда-нибудь пробовали в воде, на плаву, когда не достаёшь ногами дна, делать "шагающие" движения? Здесь было похожее ощущение. Барахтаешься, делаешь несколько шагов, а продвигаешься всего на метр. Если днём Юле было немного легче идти, потому что пластичности снега хватало, чтобы чуть-чуть поддержать её вес, то теперь этот эффект пропал. Но она не жаловалась, её обычная упёртость и нежелание сдаваться тут оказались выигрышными качествами.
Спустя какое-то время Миша сказал: «Да, так мы о-о-о-чень долго идти будем... Надо подумать». И он придумал. «Жека, давай сюда Юлину доску!» Женя отстегнул доску от рюкзака: «А ты что хочешь?» — «Лыжи буду делать! Отвёртка есть?» — «Есть», — я полез в свой рюкзак. — «Давай снимай все крепы».
Мы сняли все четыре крепления, Юлины сложили в рюкзак, а мои прикрутили в "лыжном" направлении на передние закладные на Юлину и мою доску. А ку-ка, пробуй!» Я подвигал доски по снегу. «Да-а-а... Так, я, конечно, не утону. Но и идти не смогу. Проскальзывать буду при малейшем уклоне». — «Щас. Жека, наломай-ка мне веток вон на той пихточке. Верёвка у кого-нибудь есть? Хоть что-нибудь?» Нашлись только бинты у Жени. Мы перевернули доски скользяком вверх, положили на них пихтовые лапы широкой стороной назад, чтобы не давали доске проскальзывать, и примотали бинтами, насколько было возможно. «Пробуй теперь!»
Я встегнулся. Ощущение, что я стою, как на паркете, и не проваливаюсь, было непередаваемым! Я попробовал идти. Да, не всё так просто. Доски всё-таки широкие, ноги приходится расставлять, как опоры портового крана. К тому же они тяжёлые и нагребают на себя снег, всю эту массу приходится ворочать одной ногой в довольно жёстком бордическом ботинке... Но я понемногу приноровился. Стал поднимать ноги на минимальную величину, делать корокий скользящий шаг. И выбирать траекторию, чтобы не двигаться поперёк склона, потому что доски сразу начинали сползать боком и удержать их было очень сложно. Лучше всего было двигаться по ровному или подниматься на уклон там, где его угол минимален. Чуть больше угол — и мой хвойный тормоз уже не удерживал, я скользил и падал.
Осталась проблема с Юлей. Теперь она стала "слабым звеном". Сначала она бодрилась, пыталась даже ускорить движение, потом попробовала двигаться на четвереньках, как я делал днём. Да, так чуть быстрее, но надолго ли.
Не помню, кому пришла в голову эта идея — поставить Юлю на пятки Жениных снегоступов. Наверное, снова Мише. Идея была абсолютно гениальная. Снегоступы были у Жени неплохие, большой площади, для пухляка. Поэтому выдавался не только носок вперёд, но и пятка. Там было места впритык для маленького Юлиного бордического ботинка. Совсем-совсем впритык.
Сначала Юля с Женей падали, ещё не сделав ни одного шага. Потом получилось несколько шагов. После чего Юля не успела вовремя отпустить снегоступ, Женя дёргул его ногой и завалился вперёд, ударившись косточкой голени об аллюминиевую раму. «О, г... господи!» — взвыл он, помятуя, что Миша запретил выражаться при даме. Потом ему ещё не раз приходилось взывать ко всевышнему, но всё реже и реже. Движение в тандеме стало получаться. Женя давал вслух счёт: «И раз, и два.... и раз, и два», — Юля, вцепившись в его рюкзак сзади, старалась попасть в такт.
Через какое-то время они здорово натренировались, и я со своим громоздким ходульным аппаратом снова стал отставать. И усталось не надо сбрасывать со счетов. Да, на первый взгляд так двигаться было проще, чем ползти в снегу, но физическая нагрузка сохранилась прежней, поскольку мы значительно прибавили в скорости. Мы выстегнулись из досок в 12 дня, а теперь дело шло к 12 ночи. Практически без еды и почти без воды. Одна шоколадка на четверых. Юля потом уверяла, что почти всю её съела сама. Преувеличивает, мне тоже досталось 3-4 кусочка. А вот про Женю с Мишей, к стыду своему, не скажу.
Они здорово нам помогали. Женя, конечно, не тащил Юлю на руках (как потом писали в новостях), но всё равно — кто-то постоянно сидящий у тебя почти на закорках, с кем ты вынужден идти строго в одном темпе, да к тому же поддерживать морально и даже развлекать... Та ещё задача.
А Женя молодчина, он и вправду развлекал Юлю. Или, если угодно, поддерживал моральный дух. Жаль, я не слышал этих историй. Я всё время пытался их догнать, но удавалось это редко. Приходилось делать остановки для периодического ремонта импровизированных снегоступов — перетирались бинты о канты, истирались в хлам пихтовые лапы... Мы меняли их, заново «перебинтовывали», а потом, когда бинтов уже не осталось, Миша вытащил какую-то лямку из своих штанов. А позже и я вспомнил, что в моей флиске по низу есть шнурок; вот уж не думал, что он так пригодится! Я говорю «мы», но в основном занимался этим сам Миша, пока я на «питстопе» в полубессознательном состоянии отваливался в сугроб.
Так вот, Юля наслушалась от Жени и про то, что следы, которые мы видели — это, скорее всего, рысь. Что она не особенно опасна для человека, потому что «ей зайцев хватает», но всё-таки «надо не пускать её к горлу, если что». Показывал следы птиц, которые спят в снегу, а, напуганные шумом, выпархивают прямо из под ног, оставляя «росчерк» — ямку с крылышками. Рассказал, кого в здешних лесах следует опасаться больше рыси и медведя — россомаху. Голова как у собаки, мощная челюсть, тело как у барсука, а лапы как у небольшого медведя. Медведя она не боится, кстати, а волк-одиночка просто предпочтёт не связываться с ней и оставит ей свою добычу, чем та часто и промышляет.
Во время частых минутных остановок мы много узнали всякого. И про то, как спасателей обеспечивают оборудованием (почти никак; боюсь, что и платят соответственно), как часто приходится им выводить отсюда заблудших... Оказалось, что нередко. Более того, эта ночь была для них обоих второй бессонной ночью подряд: накануне они вывели отсюда группу из семи человек. Правда, те спустились чуть в стороне и намного дальше нас, и их выводили к дороге на Чугунаш — то есть не вверх, как нас, а вниз, но около 25 километров. Благо, что там нахожена или накатана тропа, можно идти не проваливаясь. Дожидаясь спасения, группа смогла развести костёр. И всё бы хорошо, если бы одна девушка не сглупила — вовремя не предупредила, что у неё замёрзли руки. А потом, надо полагать, она просто перестала чувствовать пальцы и «забыла». А у спасателей были с собой запасные рукавицы. В итоге девушка получила обморожение. Насколько серьёзное, спасы были не в курсе.
Поведали нам и о том, как можно спастить от замерзания в лесу, «если вдруг не дай бог». Надо найти пихту, у которой нижние ветки засыпало снегом, и залезь под эти ветки, вырыть там «берлогу», устелить лапником. В этом лежбище можно надышать так, что будет тепло. Рассказали, что одна семья — отец, мать и десятилетний ребёнок — именно так провели здесь ночь. Не обморозились.
Мы шли и шли, петляя в кромешной темноте между деревьями. Траекторию спасы старались выбирать таким образом, чтобы не было ни бокового уклона, ни существеного вертикального. Таким образом, относительно короткий путь мы удлинили, наверное, в разы. Я до сих пор не знаю, сколько мы прошли, а тогдашним своим впечатлениям доверять не могу.
Когда Юля говорила: «Всё, не могу больше», Женя ласково отвечал: «Щас-щас! Видишь, во-о-о-н ту пихточку? Вот мы до неё дойдём и отдохнём немного, хорошо? А ты только на доске или и на лыжах катаешься?» И так всё время. «Хочешь шоколадку?» «Руки замёрзли? Давай греть! Снимай, я подышу». «Во-о-о-н до той большой берёзки дойдём...» Он всё время беспокоился, чтобы она не рухнула и не сказала своё знаменитое: «Всё!» Впрочем, она его и говорила. Потом отдыхала минуту-другую — а больше отдыхать нам не давали, чтобы не замёрзли и не начали засыпать — и снова становилась на снегоступные «запятки» и снова «раз, два, раз, два»...
Я шёл приблизительно так же, с той разницей только, что Миша со мной не возился, а считал я себе сам: «Левой, правой, левой, правой»... Я инстинктивно понял, что только в таком полумедитативном состоянии, которое даёт монотонный бубнёж, я и могу двигаться, давно уже не имея ни физических сил, ни «морально-волевых». И я много часов прошёл на этом «топливе».
Доски скребли друг о другая кантами, а разползшиеся в стороны ветки «камуса» царапали поверхность, и поначалу доски было жаль: хорошие дорогие борды, а Юлина так и вовсе куплена за неделю до вылета из Москвы, — но потом всё это ушло. Важно было — идти, не останавливаться, не падать. Порой я замечал, что сбился и говорю «левой» не под ногу, а под левую руку... Дело в том, что Миша ещё в самом начале отдал мне свои лыжные палки, без которых я вряд ли смог бы идти, и когда моё усилие переключалось на них, я сбивал и счёт. За эти же палки он несколько раз втаскивал меня на крутые бугры, когда видел, что я буксую. Юля с Женей преодолевали бугры врозь, разлепляли сросшийся тандем. Женя забирался на снегоступах, а Юля становилась на четвереньки и изображала «рысь».
Неожиданно мы вышли на чью-то тропу. Там были и бордические следы, и лыжные, и снегоступные. Либо кто-то тоже потерял направление, либо намеренно катался здесь, но выходил он на своих снегоступах. Скорее всего, это была группа. Миша с Женей предположили сначала, что это они шли по следам той самой группы, которую накануне ночью выводили в Чугунаш, но присмотрелись — следы более старые и снегоступы ведут наверх. Значит, кто-то другой. Снег на тропе был более плотный, и Юля попробовала пройти по нему на своих двоих — но увы, проваливалась. Пришлось обрадовавшемуся было Жене снова брать пассажира.
Не всё время мы шли вчетвером. Был момент, когда Миша свернул с нашего направления и ушёл разведывать дорогу. Он хотел быть уверен, что мы не делаем крюк более того, чем надо. (Во время его отсутствия мне пришлось держаться как можно ближе к Жене с Юлей, иначе без освещения я не видел рельефа.) Миши не было долго, час или даже два. Пару раз он вызывал Женю по рации и корректировал путь.
В ходе одной из таких радио-коррекций нам троим пришлось решать — либо продолжать идти по касательной к склону, либо рискнуть и пойти на подъём. Подъём явно будет даваться сложнее, и вообще непонятно пока, сможем ли мы таким порядком — четыре ноги на двух снегоступах + две на мега-бордо-пихто-ступах — преодолеть его. Но обходной путь точно будет в 3-4 раза длиннее, судя по тому, как мы отклонились. Мы с Юлей решили: идём в гору.
На моё счастье, доски меня держали и не слишком сильно проскальзывали. К тому времени я уже приноровился, стал поплотнее ставить их на каждом шаге в снег. Юля периодически изображала «рыську» на особенно крутых для снегоступов участках, а от Жени пару раз слышалось уже привычное: «О, г...господи!..»
Во время подъёма мы увидели между деревьев быстро приближающийся фонарик: к нам вернулся Миша. Он снова пристроился замыкающим. Не знаю, пожалел он или нет, что вернулся: на лыжах не очень-то поднимешься по этому уклону. Скоро я ощутил, что привычный фонарик сзади светит слишком низко над землёй. Оказалось, что Миша выстегнулся и использует «мою» технику — толкает перед собой лыжи и подтягивается за ними на четвереньках. В его-то горнолыжных ботинках, которые наверняка тонут, как кирпичи! Ему явно было нелегко.
Усталость — какая по счёту? — брала своё. Я всё чаще делал передышки. Дошло до того, что я стал останавливаться на несколько секунд через каждые 5-10 метров. Сзади терпеливо ждал Миша, вперёд уходили Женя с Юлей, меня мучила совесть, я сжимал зубы и снова включал первую скорость. Иногда я слышал, как Юля жалуется Жене, что больше не может идти.
Каждые сотню-другую метров мы делали короткий привал. Минуту, может две. Я понимаю, что если бы нам дали отдыхать больше, то был бы риск, что мы откажемся дальше идти.
Во время таких коротких остановок я не выстёгивался. Потому что при встёгивании в глубоком снегу я мог растерять все силы, которые только что «наскрёб» где-то внутри. Просто находил какую-нибудь опору для лыжных палок, частично переносил на них вес тела, упираясь в рукоятки ладонями и грудью, и закрывал глаза. Начинала кружится голова, тело наливалось свинцом и грозило рухнуть в снег. Тут палки ныряли в снег на добрую половину, теряя опору, я резко открывал глаза — и привал был закончен.
Потом я увидел, как Юля, слезая со снегоступов для такой же короткой передышки, наступила слишком близко к берёзе, у которой они с Женей «пришвартовались», и попав ногой в пустоту, с размаху шлёпнулась в снег. Подниматься не посчитала нужным, так и лежала. Тогда я понял, что нам нужен более существенный отдых. Улучив момент, когда мы собрались все вчетвером, я сказал, что силы на исходе, надо отдохнуть более основательно, хотя бы 15-20 минут. «Десять минут», — согласился Миша. — «Только давайте уйдём с этой поляны в лес». — «Зачем в лес?» — «Там теплее». Удивительно, но только после его слов я заметил, как, в самом деле, отличается температура между открытым и лесным пространством. С учётом отсутствия в лесу ветра (он и так был слабый, на наше счастье), субъективно разница была градусов в 5-7.
Мы зашли в лес, выбрали ровное место... «Привал 10 минут!» Я, наконец, выстегнулся из креплений и, чтобы не провалиться снова в снег, лёг на доски. Перед тем, как отключиться, успел заметить, что Юля садится прямо в снег, и кинул ей свой рюкзак. Дальше — темнота, какие-то ватные звуки вокруг и... «Подъём! Лёха, подъём», — мне показалось, что это прозвучало, едва я отключился. Сознание не хотело возвращаться к реальности, но в голове щёлкнул простой логический механизм: «Вариантов нет, надо идти».
И мы пошли дальше, снова останавливаясь на минуту через каждые 50-100 метров. «Левой... правой... левой... правой... левой... правой... левой... правой», — я уже потерял смысл этих слов, губы произносили их сами. На каждом выдохе. И, кажется, даже вслух.
Окончание следует